— Потом, Энди. Это может подождать.
Он обхватил ее сосок губами, а затем обвел его языком, постепенно эта ласка приобрела тот же эротический ритм, с которым двигались его пальцы в самом сердце ее женственности. Ее мысли спутались, слова стали неважны, чувства взяли верх над разумом.
— Вот так, отдайся своим ощущениям, — прошептал он ей на ухо, приподнимаясь над ней.
Она была движима инстинктом, хотя ей и нравилось, как Лайон направлял ее. Роберт в отличие от него был тихим и быстрым любовником. Она ощутила мимолетную панику, что может разочаровать Лайона, как когда-то своего мужа. За время работы корреспондентом она беседовала со специалистами-сексопатологами, но ей и в голову не приходило думать о себе. И уж конечно, она никогда не пыталась найти практическое применение тому, что обсуждалось так открыто и честно. Возможно, она была не настоящей женщиной. Возможно, она не могла…
Но как только Лайон вошел в нее, и она ощутила дрожь удовольствия, пробежавшую по его телу, все тревоги утонули в благоговении перед этим слиянием, перед полнотой жизни.
— Энди, — простонал он, — ты так хороша, боже!
Лайон лежал совершенно неподвижно, уткнувшись ей в плечо. Приподняв голову, он посмотрел на нее, как делал уже не однажды, затем приподнялся на локте и отыскал ее грудь в тесной щелке между их телами.
— Ты так хорошо меня приняла, — тихо сказал он.
Энди невольно выгнулась, когда он начал играть с набухшим соском, который сразу окреп, очутившись между его пальцами. Он наклонился и поцеловал его. По ее телу пробежала дрожь нетерпения, и он начал двигаться. Лайон касался ее так, как никто и никогда раньше не касался — не только физически, но и духовно. Она вся отдавалась ему.
Энди наконец поняла. Несмотря на их неудачное знакомство, на его недоверие, сарказм, ядовитые замечания, насмешки и гнев, которые они вызывали в ней, она любила этого мужчину. Если бы не любила, то с легкостью могла бы игнорировать его оскорбления и нападки. Она бы оставила без внимания грозные предупреждения, о которых помнила во время интервью с генералом. Она любила его — и потому любое грубое слово от него было ей смертельной раной. Его угрозы были бессмысленны — она не сделала бы ничего, чтобы ранить Лайона, это было равносильно тому, чтобы ранить саму себя. Она не оказалась бы здесь рядом с ним сейчас, погруженная в сакральный ритм страсти, если бы не было любви. Лес часто спрашивал, для кого она себя бережет. Теперь она знала для кого. У нее никого не было после Роберта не потому, что не было возможностей, а потому, что она ждала любви. И она полюбила Лайона Рэтлифа. Определив чувство, которое заставляло ее испытывать такие сильные эмоции при каждой их встрече и приносило столько боли, когда они ссорились, Энди почувствовала удивительную легкость. Она с готовностью встречала каждое движение его тела.
— Да, да, милая. — Его дыхание, сбивчивое, было подобно легкому ветру у нее в ушах.
Она обняла его сильнее, крепко прижалась бедрами к его паху.
— Энди, Энди, да… да… Прогнись… Боже… ооо… как хорошо… Да.
Внутри нее рос горный поток, ревущий и быстрый, как те, что питают реки. Это чувство было ей незнакомо, и она даже немного стеснялась его. Энди попала в стремнину и тонула в ней, она не могла противиться этой незнакомой, необузданной силе. Поток накрывал ее горло, шею, ее разум, и перед тем, как он поглотил ее целиком, она услышала, как Лайон выкрикнул ее имя. Энди крепче схватилась за него, и они оба исчезли, унесенные течением в глубины наслаждения. Прошло несколько долгих минут. Они лежали, все еще крепко сцепившись, и тяжело дышали в унисон. Наконец Лайон заговорил:
— Энди? — спросил он.
На сей раз она нашла в себе силы отозваться:
— Да, Лайон, да.
— Тебе было хорошо?
— Да, — сказала она просто.
Они вернулись к бассейну, верхняя часть бикини нашлась прямо рядом с фильтром на поверхности, а трусики Лайону пришлось поискать, несколько раз нырнув в глубину.
— Теперь я буду спать как ребенок, — улыбнулась Энди.
— Не надейся, — прорычал он, схватив ее сзади и притянув к груди.
— Не надеяться на что? — спросила она с шальной улыбкой, проведя руками вдоль его ребер.
— Не надейся поспать.
Он чмокнул ее в губы и подтолкнул вперед.
— Давай-ка в дом, а то замерзнешь.
Они оба завернулись в огромные полотенца, взятые из кабины для переодевания, и теперь крались по темной гостиной и вверх по лестнице. Лайон нес в одной руке свою одежду, а другой обнимал ее за плечи. Она замялась возле двери своей спальни, но Лайон повел ее вперед по коридору в его комнату. Он закрыл за ними дверь, подошел к кровати и зажег лампу на тумбочке.
— Наконец-то я могу увидеть тебя при свете.
Он подошел к ней и потянулся к полотенцу, которое было завязано на груди. Энди остановила его, схватив за запястья.
— Лайон, пожалуйста… Постой.
Теперь, когда она осознала, что любит его, его недоверие волновало ее еще сильнее. Ей была невыносима мысль, что он может отнести причины ее капитуляции к чему-то, кроме любви. Любой другой мотив должен казаться ему просто смехотворным после того, с какой страстью они занимались любовью в кабинке для переодевания всего полчаса назад. Но ей необходимо было все прояснить.
— Почему? — мягко спросил он.
— Потому что я хочу поговорить.
Лайон тут же нахмурил брови, тень омрачила его лицо, подтверждая ее опасения: она все еще под подозрением. Взяв его руку, она подошла к кровати и села: колени плотно сжаты, голова склонена, пальцы нервно треплют краешек полотенца.